Вы когда-нибудь совершали пробежку в четыре утра? Я нет, но очень хочу. Тогда бы я смог написать небольшой рассказик. Про то, как просыпаюсь от специально громкого треска будильника и быстренько делаю специальную зарядку для быстрого пробуждения. Иду в ванную и умываюсь специальным гелем для нежной и чувствительной кожи, чищу зубы специальной отбеливающей пастой.…
Я находился на «усиленном обеспечении», на нейролептиках. До психушки я боялся того, что есть некоторые вещи, которых человек может не выдержать. На чисто физиологическом уровне не может. Я полагал, что это будет самое страшное. В психушке, когда меня стали накапливать ?сверхсильными…
Считаю, что туркам должно быть стыдно за своих султанов. Один – Селим Пьяница, другой – Ибрагим Безумный. Ну не позорно ли? То ли дело в Византии: там что ни святой, то великомученик. Вот к примеру содержание книги Величко «Святые императоры Византии» – отрадно видеть, что на протяжении более, чем тысячелетия своей истории духовная предшественница России управлялась едва ли не одними святыми:
Глава 1.…
В 1997 году нейрофизиолог Гордон Шульман озадачился вопросом: а где, собственно, то место в нашем мозгу, что отвечает за наше осознанное мышление?
Казалось, выяснить это просто. Нужно засунуть человека в томограф, ввести ему в кровь контрастное вещество и посмотреть, какие зоны его мозга будут активизироваться, когда он решает ту или иную задачу (такой сознательной задачей может быть хоть решение математических примеров, хоть систематизация картинок по определенному признаку, хоть чтение сложного научного текста).…
В далёких пятидесятых годах прошлого века молодой физиолог Бенджамин Либет подрядился работать в нейрохирургическом отделении одной из больниц Сан-Франциско. Ему не терпелось проводить эксперименты на открытом мозге, а единственный способ пробраться человеку в голову – это нейрохирургическая операция.
Операции на мозге проводятся без общего наркоза: пациент должен постоянно находиться в сознании, чтобы хирург мог с ним разговаривать и понимать, какие участки мозга он удаляет.…
Мы познакомились с ним двадцать два года назад, и никогда не были дружны – людям с разницей в тридцать три года дружить нет никакой необходимости; кроме того, старик Эд любил мёртвых – это единственное, что он коллекционировал, – а я был живой, и перечил ему по пустякам.…
Кроме прочего, я его любил.
Такой уже, застарелой любовью, наподобие явившейся в юности жестокой, но нужной болезни, которая поначалу казалась достоинством, затем тяготила, а потом заставила вырасти в то, чем я стал, мы стали.
За свою долгую жизнь он был пять раз женат, всякий раз на ярких женщинах (раньше это было предметом гордости – теперь же любой дебил может пять раз жениться на сногсшибательных девках), сидел в тюрьме за попытку создать кусок России на севере Казахстана (в сущности, теперь мы занимались на востоке Украины тем же самым), коротко посещал пять или шесть военных конфликтов – скорей как наблюдатель, но в Сербии повоевал несколько недель в пару заездов (я всю его сербскую эпопею, чуть, в стиле старика Эда, мифологизированную, неплохо знал, потому что многократно пьянствовал с теми сербами, что были с ним рядом).…
Старая, сгорбленная и почти ослепшая, но всё ещё энергичная женщина с живым умом ютится в пристройке старого крестьянского дома. Её комната 2×3 метра. Глиняный пол, покосившиеся, крашенные известью стены. Она сидит на железной кровати, над которой висит икона под стеклом и деревянный крест.…
C нигилизма исчезли мрачные краски в стиле Вагнера и Шпенглера, черные как копоть цвета конца XIX века. Он больше не берет своего начала ни в Weltanschauung (мировоззрении) декаданса, ни в метафизическом радикализме, порожденном смертью Бога и всеми теми последствиями, которые из нее вытекают.…
Я не являюсь историком философии и не могу конкурировать со многими в знании современной западной философии. Но, думаю, никакое знание этой философии не сделает нас западными философами, равно как знание китайской философии — китайскими философами, а знание ислама — мусульманами. Но и оставаясь самими собой, мы, как мне кажется, пока еще не в состоянии говорить с западными философами наравне: мы можем задавать им вопросы, можем спорить с ними, но вряд ли будем ими услышаны.…