Ровно в 2 часа ночи в комнату к Каляеву взошел Яковлев, два жандармских унтер-офицера и палач. Каляев не спал и, как видно, не ложился, а сидел за столом. Палач связал Каляеву сзади руки, и шествие тронулось из кр[епостной] комнаты к эшафоту в следующем порядке: впереди Яковлев, за ним Каляев, потом палач, замыкали два унтер-офицера.
К этому времени у эшафота собрались офицеры управления, доктор, священник, товарищ прокурора, секретарь суда, Шлиссельбургский городской голова, мещанский староста, кажется, двое знакомых Яковлева и барон Медем, взвод пешей команды и человек 10 жандармских унтер-офицеров. Всем обитателям крепости, т.е. жёнам и семьям офицеров и унтер-офицеров было приказано из своих квартир не выходить.
Подойдя к эшафоту, палач взял под локоть Каляева и ввёл его на эшафот. Секретарь начал читать сокращенный приговор Суда. Во всё время чтения приговора приблизительно минут пятнадцать Каляев стоял на эшафоте совершенно спокойно, большей частью опустив голову на грудь, но иногда вскидывая головой и совершенно спокойно обводил глазами собравшихся, причём дольше останавливался взглядом на бароне Медем.
После окончания чтения приговора священник с высоко поднятым в руке крестом двинулся было к эшафоту, но Каляев, повернувшись к нему лицом негромко сказал: «Уйди, лицемер!». Священник остановился и издали благословил крестом Каляева.
После слов Яковлева «Палач, приступите к приведению приговора в исполнение», палач надел на Каляева саван, такой же, как и описанный мною в казни Балмашёва, потом надел на шею его спущенную верёвочную петлю и, обхватив Каляева руками, поднял его и поставил на приготовленную под виселицей обыкновенную небольшую табуретку. Потом, подтянувши верёвку от шеи Каляева, завертел конец её вокруг одного из столбов виселицы. Ударом ноги он выбил из-под ног Каляева табуретку. Тело Каляева повисло на верёвке, но потом вдруг медленно стало опускаться и наконец упёрлось ногами в помост эшафота. Палач и один из близстоящих унтер-офицеров бросились к концу верёвки, обмотанной около столба виселицы, и потянули её, заставив тело Каляева снова подняться на воздух. Всё это произошло из-за небрежности палача, который не закрепил прочно конец верёвки и вертикального столба виселицы, и которая от тяжести тела Каляева развязалась и подалась и если бы своевременно её не захватили бы, то тело Каляева упало бы на помост эшафота, и он оказался бы полузадушенным. Тело Каляева спокойно повисло, и даже ноги, видневшиеся из-под савана, не сделали ни одного, даже судорожного движения. Через минуту палач обхватил руками тело повешенного, дёрнул его вниз, а потом, подойдя к краю эшафота и сняв свою красную фуражку, доложил: «Приговор приведён в исполнение», на это заявление бывший здесь барон Медем подошёл к палачу и со словами: «Очень скверно, мерзавец» и ударил его по щеке. Все присутствовавшие сделали вид, что ничего не видели, только палач остался очень сконфуженным от такого неожиданного реприманда.
Тело Каляева по настоянию Яковлева провисело двадцать минут, по прошествии которых его спустили на верёвке на помост эшафота, подняли на руки и в том же саване положили в заранее приготовленный простой некрашеный гроб. Подошёл доктор, выслушал сердце и объявил о последовавшей смерти.
Священник перекрестил лежащего в гробу Каляева, гроб доверху засыпали негашеной известью и сейчас же солдаты взяли его на руки и отнесли к заранее уже с вечера выкопанной могиле вне стен крепости на площадке около крепостной башни под названием мельничной.
Гроб был опущен в могилу, сейчас же засыпан, место утрамбовано, сглажено и на это место были набросаны остатки дров, чтобы сделать незаметным, что здесь копали могилу. Часа через два увезли из крепости опять же под конвоем петроградских жандармов палача, но он перед отъездом успел на порядочную сумму продать куски верёвки, на которой был повешен Каляев, любителям карточной игры, присутствовавшим при казни, а также и своему обидчику барону Медем, с которого за аршин веревки слупил порядочную сумму.