Перехожу теперь непосредственно к истории восстания.
В 10 часов вечера 12 июня я был экстренно вызван по телефону в штаб бригады, которая в то время находилась в районе военных действий, в селе Каваши. Я отправился туда с Особо-Уполномоченным Комитета обороны Петрограда Артемовым. Там меня встретили комиссары Кронштадта с тревожным для них известием, что 1-й и 2-й крепостные полки с приданными к ним частями отказываются перейти в наступление, отданное штабом бригады.
Солдаты при этом не только отказывались привести приказ в исполнение, но еще и угрожали применить силу оружия против тех, кто будет принуждать их к этому наступлению. От них при этом поступали довольно иронические предложения коммунистам и комиссарам самим перейти в наступление, если им это так нравится. <…>
Как только меня поставили в известность о происходящем на фронте, у меня забилось радостно и тревожно сердце. «Начинается», теперь уже это то «настоящее», чего мы ждали и для чего работали. Однако приходилось продолжать игру и снять маску было еще не время. На образовавшемся совещании решено было затребовать специальные коммунистические части из особо испытанных и верных элементов для водворения порядка и ареста зачинщиков в вышедших из повиновения полках. Главный комиссар Кронштадта Ильин, принимавший участие в совещании, лично затребовал эти части.
Итак, как будто, первая часть восстания выполняется силой событий, без всякой инициативы с нашей стороны. Комиссары и коммунисты должны быть арестованы, — вот они и идут сами к нам в руки, в форт Красная Горка, как мышь в мышеловку!
Однако допустить коммунистов пройти в полки и арестовать зачинщиков — это значило бы привести к разрушению всего плана восстания. «Прибывшую группу нельзя пустить дальше форта и там же их переарестовать». Такова была мысль, немедленно мелькнувшая в моем мозгу. Поэтому, согласившись со всеми принятыми на совещании мерами и успокоив кстати присутствовавших, я помчался к себе на форт.
Вызвавши к себе своего помощника кап. Лощинина, я объяснил ему все происшедшее в полках и рассказал ему о совещании, в котором участвовал в селе Каваши. Я приказал ему быть готовым к перевороту, назначив его в 2 часа ночи, начав с ареста всех комиссаров.
Я получил извещение, что карательный отряд коммунистов численностью в 120 человек прибудет на форт приблизительно к 3-м часам ночи. В 3 часа ночи поезд с коммунистами из Кронштадта показался на территории форта.
Железнодорожный путь делает там петлю, и первая остановка была как раз против дома, который я занимал как комендант крепости. Из поезда вышел один человек, затем поезд с отрядом коммунистов отправился далее на конечную станцию, для того чтобы доставить подавителей восстания непосредственно в солдатские части.
Я знал по прошлому опыту, кто были эти люди… В подобные отряды набирались либо слепые фанатики, либо отъявленные негодяи, палачи по призванию, но и те и другие необыкновенно мужественные, легко идущие на смерть люди.
Ко мне постучали. Когда открылась дверь, я увидел на фоне брезжущего серовато-зеленым светом неба белой ночи севера человека хорошего роста в длинной кавалерийской шинели (которая так полюбилась большевикам), вооруженного до зубов. «Товарищ комендант, я явился к Вам для инструкции во главе карательного отряда из коммунистов для подавления восстания в 1-м и 2-м Кронштадтских крепостных полках».
Мог ли ожидать этот человек того, что произошло впоследствии? Он говорил с Неклюдовым, тем самым комендантом, добровольно явившимся на Форт обратно из отпуска, проехав ряд областей, занятых белыми! Тем самым товарищем Неклюдовым, что явился на форт в один из самых тяжелых и критических для советской власти моментов и стал затем во главе красного форта.
Я подошел к нему вплотную. Его лицо, лицо умного хищника отражало на себе серьезность момента. Я ничего не ответил ему, пристально смотря в его глаза.
Передо мной был один из «тех», через руки которых прошло за время революции столько невинных жертв. Он не колебался, когда приказывал отвести к стенке или бросить в грязную воду порта столько стариков и юношей. Сколько крови видел он за это сравнительно короткое время, сколько рук подымалось к нему, моля о пощаде и, может быть, иногда из милости или чтобы ускорить дело, он сам направлял из своего нагана <…>. Он стоял теперь передо мной, в 50 сантиметрах расстояния, и он был в моей власти.
«Я возьму тебя живым», — думал я, продолжая пристально смотреть ему в глаза. Но его все-таки нужно было взять, — живым, я знал, он не сдастся, он еще будет рвать врага перед смертью! Я не ждал его прихода, оружия не было у меня под рукой. Перед тем, чтобы схватить его, нужно было вырвать у него клыки.
«Вы и Ваши люди вооружены хорошо? Предстоит серьезное дело, товарищ».
— Да. У всех револьверы и шашки.
«А Вы лично?» — продолжал я как можно хладнокровнее.
— Вот видите, — отвечал он, указав глазами на свой наган, висевший на боку в кожаной кобуре.
«А он заряжен, Ваш наган? — спросил я с показным любопытством, — можно посмотреть?»
— Пожалуйста, — сказал он, улыбнувшись.
Я нарочно медленным движением взял в руки тяжелый револьвер и затем незаметно отстегнул карабин, прикреплявший его к шейному шнуру. Отступив на шаг, я быстро поднял дуло нагана и направил ему в грудь.
«Руки вверх», — произнес я громко и раздельно. Он отступил, но рук не поднял. На его лице было самое наивное удивление.
— Вы шутите, — начал было он.
«Руки вверх», — произнес я еще внушительнее и еще раздельнее. Он повиновался. Он понял, в чем дело.
Я заставил его перейти к письменному столу и стал так, чтобы стол нас разделял, не спуская с него револьвера. Затем я нажал кнопку звонка и, передав наган явившемуся вестовому, передал приказ для присылки людей, чтобы арестовать начальника карательного отряда.
В это время происходил арест и самого отряда. Вдоль деревянной платформы были расставлены пулеметы. Когда коммунисты стали выходить из вагонов, был отдан приказ: «бросай винтовки». Раздалось щелканье взводимых пулеметных затворов, а затем и стук бросаемых винтовок. Все коммунисты были отведены в одно помещение людьми пулеметной команды.
Интересно, что когда туда был приведен их начальник, арестованный мной, на него набросились его люди и избили его, обвиняя своего начальника в измене.
Затем я приступил к передаче приказаний по телефону во все отдельные части, вызывая их командиров, сообщая им о происшедшем перевороте и приказывая произвести немедленный арест всех комиссаров и коммунистов, находившихся в их частях.
Не было ни одного случая отказа в повиновении, и вскоре стали поступать на форт арестованные. Всего их было 357 человек. Необходимо было, на случай неудачи восстания в Петрограде, обезопасить себя со стороны суши. Полковника Делль я назначил начальником сухопутной обороны крепости.