“Товарищи солдаты! – начал Крыленко хриплым от усталости голосом.- Я не
могу как следует говорить, прошу извинить меня, но я не спал целых четыре
ночи…
Мне незачем говорить вам, что я солдат. Мне незачем говорить вам, что я
хочу мира. Но я должен сказать вам, что большевистская партия, которой вы и
все остальные храбрые товарищи, навеки сбросившие власть кровожадной
буржуазии, помогли совершить рабочую и солдатскую революцию,- что эта партия
обещала предложить всем народам мир. Сегодня это обещание уже исполнено!” Гром
аплодисментов…
“Вас уговаривают оставаться нейтральными, оставаться нейтральными в тот
момент, когда юнкера и ударники, никогда не знающие нейтралитета, стреляют в
нас на улицах и ведут на Петроград Керенского или еще кого-нибудь из той же
шайки, С Дона наступает Каледин. С фронта надвигается Керенский. Корнилов
поднял текинцев и хочет повторить свою августовскую авантюру. Меньшевики и
эсеры просят вас не допускать гражданской войны. Но что же давало им самим
возможность держаться у власти, если не гражданская война, та гражданская
война, которая началась еще в июле и в которой они постоянно стояли на стороне
буржуазии, как стоят и теперь?
Как я могу убеждать вас, если ваше решение уже принято? Вопрос совершенно
ясен. На одной стороне – Керенский, Каледин, Корнилов, меньшевики, эсеры,
кадеты, городские думы, офицерство… Они говорят вам, что их цели очень
хороши. На другой стороне – рабочие, солдаты, матросы, беднейшие крестьяне.
Правительство в ваших руках. Вы хозяева положения. Великая Россия принадлежит
вам. Отдадите ли вы ее обратно?”
Крыленко еле держался на ногах от усталости. Но чем дальше он говорил, тем
яснее проступала в его голосе глубокая искренность, скрывавшаяся за словами.
Кончив свою речь, он пошатнулся и чуть не упал. Сотни рук поддержали его, и
высокий, темный манеж задрожал от грохота аплодисментов и восторженных криков.
Ханжонов попытался еще раз взять слово, но собрание ничего не хотело
слушать и кричало: “Голосовать! Голосовать!”. Наконец, он уступил и прочел
резолюцию: Бронеотряд отзывает своих представителей из Военно-революционного
комитета и объявляет себя нейтральным в разразившейся гражданской войне.
Всем, кто за эту резолюцию, предложили отойти направо, всем, кто против,-
налево. Сначала был момент сомнения и как бы выжидания, но затем толпа стала
все быстрее и быстрее перекатываться влево. Сотни дюжих солдат с топотом
двигались по грязному, еле освещенному полу, натыкаясь друг на друга… Около
нас осталось не больше 50 человек. Они упрямо стояли за резолюцию, а когда под
высокими сводами манежа загремел восторженный клич победы, они повернулись и
быстро вышли из здания. Многие из них ушли и от революции…
Вообразите, что такая же борьба шла в каждой казарме по всем городам, по
всем округам, по всему фронту, по всей России! Вообразите себе этих бессонных
Крыленко, бодрствующих над каждым полком, торопящихся с места на место,
уговаривающих, спорящих и грозящих! И затем представьте себе, что то же самое
происходило в помещениях всех профессиональных союзов, на фабриках и заводах,
в деревнях, на боевых кораблях далеко разбросанных русских флотов; подумайте о
сотнях тысяч русских людей, пожирающих глазами ораторов по всей огромной
России, о рабочих, крестьянах, солдатах, матросах, так мучительно старающихся
понять и решить, так напряженно думающих и в конце концов решающих с таким
беспримерным единодушием. Такова была русская революция!..