Было бы заблуждением предполагать, что человек одной эпохи непременно считает все прошлые эпохи низкими по уровню только потому, что они прошлые. Достаточно вспомнить «речение» Хорхе Манрике: «Время было лучше всегда». Но и это неверно. Не всякая эпоха чувствовала себя ниже предыдущих, и не всякая считала себя выше их. Каждый исторический период иначе, по-своему, ощущает столь странное, неуловимое явление, как «уровень». Удивительно, что мыслители и историки никогда не обращали внимания на такой очевидный и существенный факт.
Мнение Хорхе Манрике, вообще говоря, распространённей. Большая часть исторических эпох не считала своё время лучшим; наоборот, обычно вспоминали «доброе старое время» – «золотой век» у нас, воспитанных Грецией и Римом, и Альчеринги – у австралийских дикарей. Люди чувствовали, что пульс их жизни неполон, и смотрели с почтением на прошлое, на «классические» эпохи, чья жизнь им казалась полнее, богаче, совершеннее и напряжённее, чем их собственная. Глядя назад и видя там эпохи более совершенные, они чувствовали не превосходство своё, а падение, словно упала ртуть в термометре. Начиная со 150 года по Р.Х. ощущение убывающей жизни, снижения уровня, упадка, утраты всё возрастало в Римской империи. Собственно, ещё Гораций сказал: «Отцы наши хуже наших дедов, зачали нас, ещё худших, мы же породили совсем плохих» («Оды», кн. III, 6). Двести лет спустя во всей Империи уже не хватало мужчин, рождённых в Италии, чтобы занять должности центуриона, и приходилось нанимать сперва далматинцев, позднее варваров с Дуная и Рейна. Тем временем и женщины стали бесплодны, Италия обезлюдела.
Обратимся к другому типу эпох, жизненное ощущение которых прямо обратно предыдущему. Здесь перед нами крайне интересное явление, и для нас очень важно определить его поточней. Когда на пороге XX века политики критиковали перед толпой ошибки и эксцессы правительства, они обычно мотивировали это тем, что некие меры «недопустимы в наш век прогресса». Любопытное совпадение: ту же форму мы находим в знаменитом письме Траяна Плинию, где император рекомендует не преследовать христиан по анонимным доносам: “Nec nostri saeculi est” («Не подобает нашему времени»). Значит, в истории были эпохи, которые чувствовали себя достигшими полной, окончательной высоты; были времена, когда люди верили, что они подходят к концу долгого странствия, к достижению заветной цели, к исполнению древних чаяний. Это – «исполнение времён», полная зрелость исторической жизни. Действительно, в начале XX века европеец верил, что человеческая жизнь, наконец, стала тем, к чему издавна стремились все поколения, тем, чем она отныне будет всегда. «Эпохи исполнения» всегда ощущают себя конечным результатом многих подготовительных этапов, предыдущих эпох, не достигших полноты, низших по развитию, над которыми «эпоха исполнения» доминирует. Этой эпохе с её высоты кажется, что все подготовительные периоды были преисполнены мечтаний, неудовлетворённых желаний, неосуществимых иллюзий, нетерпеливых предтеч, конечная цель и несовершенная действительность болезненно противоречили друг другу. XIX век смотрел так на средневековье. Наконец наступает день, когда давнишняя, многовековая мечта, по-видимому, осуществляется; действительность принимает её и подчиняется ей. Мы достигли высот, маячивших перед нами, цели, к которой мы стремились, исполнения времён! Горестное «ещё нет» сменяется торжествующим «наконец-то!».
Так воспринимали свою эпоху поколение наших отцов и весь XIX век. Не забывайте, нашему времени предшествовала эпоха «исполнения времен»! Отсюда неизбежно следует, что человек, принадлежащий к этому старому миру, глядящий на всё глазами прошлого века, будет страдать оптической иллюзией: наш век будет казаться ему упадком, декадансом.
Но тот, кто издавна любит историю, кто научился различать пульс эпохи, не поддастся иллюзии и не поверит в мнимую «полноту времён».
Как я уже сказал, для наступления «полноты времён» необходимо, чтобы заветная мечта, пронесённая через столетия, наполненные мучительными, страстными исканиями, в один прекрасный день была достигнута. Тогда настаёт удовлетворение, эпоха «исполнения времён». И впрямь, такая эпоха очень довольна собой; иногда, как в XIX веке, слишком самодовольна. Но сейчас мы начинаем понимать, что эпохи самоудовлетворения – снаружи такие гладкие и блестящие – внутренне мертвы. Подлинная полнота жизни – не в покое удовлетворенности, а в процессе достижения, в моменте прибытия. Как сказал Сервантес, «путь всегда лучше, чем отдых». Когда эпоха удовлетворяет все свои желания, свои идеалы, это значит, что желаний больше нет, источник желаний иссяк. Значит, эпоха пресловутой удовлетворенности – это начало конца. Есть эпохи, которые не умеют обновить свои желания; они умирают, как счастливые трутни после брачного полёта. Вот почему эпохи «исполнения чаяний» в глубине сознания всегда ощущают странную тоску.