Когда отсутствие денег становится невыносимым, человек берет все свои предрассудки и несет их на помойку, а после этого идет и устраивается куда-нибудь на работу. Работа оказывается первой подвернувшейся, а поэтому маловыгодной, порой унизительной и тяжелой. По крайней мере, у меня вышло как раз так. Я работал второй месяц подсобным рабочим, и меня всякий раз назначали на самую дрянную задачу, какая только имелась сегодня. Приходилось таскать большие коробки или мешки, которые были пыльными, грязными, масляными, что-то где-то разгребать, мыть или чистить. Начальство относилось ко мне с нескрываемой ненавистью из-за того, что я сразу и в грубой форме отказался работать сверхурочно за гроши. Теперь они «преподавали уроки», кидая меня на говно, а я, чумазый и потный, гордо сносил все унижения и хотел своим непротивлением заставить их устыдиться. Я по целым дням представлял, как однажды утром они скажут: «Сегодня, пожалуй, поработай со второй камерой!» И лица у них будут добрые, мол, мы всё поняли, парень, теперь ты наш, можешь вот здесь и сейчас выпить кофе, закурить, рассказать байку – всё нормально! Я знал, что так оно всё и обстоит на самом деле, что своими здесь становятся только такие – прошедшие всё дерьмо, которое только бывает, но не заскулившие. И я воображал это, работать становилось проще, а когда становится проще работать, обязательно происходят удивительные вещи, которые, правда, не всякий умеет заметить
В тот день ближе к концу смены мне передали, что меня вызывают к старшему. «Наверное, вот оно признание!» – пронеслось у меня в голове. Я вышел в зал, покупатели мирно бродили по нему, не зная, что меня ожидает. Я выглядел достаточно неряшливо, но никто даже не взглянул на меня. «Дураки!» – подумал я и тут увидел её! Я замер и не мог больше сделать ни шагу. Она стояла метрах в двух за невысокой стойкой, такой, что я мог видеть лишь её лицо, плечи и грудь. Вообще-то я не очень люблю девушек: зачастую они глупы и некрасивы, невнимательны, расточительны, несут всякую чушь и вбивают в голову какую-нибудь ересь, непременно желая, чтобы и ты тоже нес чушь и вобрал в себя ересь, но тогда я сразу забыл об этом всем! Я даже забыл, как по-скотски меня бросила последняя подруга, и как зол я с тех пор на всех абсолютно женщин. Я смотрел и не мог оторвать глаз от нее, мне стало ясно, что это и есть та самая «моя девочка», которую я ждал всю жизнь – об этом говорило её лицо, которое я видел во снах, рисовал в мечтах, придумывал для «идеальной жены», об этом говорили её волосы и шея, грудь, одежда – всё, что я мог увидеть. Но вдруг она подняла глаза и посмотрела на меня! О, что тогда со мной стало! Клянусь, ничего подобного не было уже лет 10, наверное, с самых школьных лет, а именно: я вдруг смутился и опустил глаза! Надо сказать, что опускать глаза при девушках я перестал действительно очень давно, иногда опускаю разве что от отвращения к ним. Но здесь я решительно не мог взять себя в руки, губы расплывались в глупой улыбке, я – словно какой-то юнец – лишь хихикал, не в силах поднять глаза. Это нелепое чувство завладело мной так неожиданно, было из столь далекого детства, что я не сразу понял, что происходит. Помогла стоявшая слева от меня витрина, в которой я увидел, чуть приподняв отведенный в сторону взгляд, долговязого малого с пыльным лицом в грязной рабочей куртке, теребящего свои пальцы и водящего мыском по полу, то есть я увидел себя самого. Поразившись, я всё же повернул голову и взглянул на неё. Она стояла на том же месте, но не смотря на меня и что-то выбирая за стойкой. Я кинулся в кабинет к начальнику, забежав сначала в туалет, чтобы вымыть руки и умыться. Не для глупого начальства, конечно же, а для неё, для моей девочки. Войдя в кабинет, я выслушал какие-то указания, которые вовсе не были никаким признанием, а были суровыми напоминаниями, что пока ещё я никто. Мне это было не очень интересно, и выслушав, а также моментально забыв, что там мне сказали, я удалился. Я спешил к ней, думал, как подойти, заговорить, что сказать сначала и куда пригласить завтра же. Ещё раз, не знаю зачем, вымыв руки, я выбежал в зал и увидел её, удаляющуюся к кассам. Но бог мой! На ней оказались какие-то обвислые фиолетовые штаны без малейшего намека на вкус, её фигура сзади казалась воплощением бесформенности, издевательства над самой, может быть, прекрасной частью того, что называют женской фигурой, её ноги были изогнуты и коротки, и вся она казалась сущим противоречием гармонии и здравому смыслу! «Вот и прошла любовь!» – сказал я вслух не очень печально, но с сожалением. Надо сказать, что когда я мыл руки во второй раз, я начал подозревать подвох, но чтобы так вот…
Доработав смену, полаявшись с начальником (я позабыл и ни черта не сделал, что мне приказывали) я шёл домой в хорошем расположении духа. Ночь, на улице было свежо и морозно, снег хрустел, я снял шапку, распахнул пальто и даже что-то запел вполголоса. Спустя некоторое время, уже свернув на свою улицу, я нагнал некую девушку, которая разговаривала по телефону и шла чуть медленнее меня. Её голос в относительной тишине стал мне приятен, и я тоже замедлил шаги. Она была вполне прилично и даже несколько вызывающе одета, всё её тело двигалось мягко, слегка устало, не желая, наверное, ничего другого, кроме как зайти в квартиру, скинуть с себя всю эту зимнюю тяжесть и лечь в теплую мягкую постель. Я шел за ней уже минуты две, и вот она, наконец, обернулась, скользнула по мне взглядом и сразу отвернулась, ничего плохого не заподозрив. Я тоже скользнул по ней и остался доволен. Мой дом был уже близко, и я решился пригласить её пить чай, потому что для приглашения куда-то в другое место я был на нулях. В этот момент она как нарочно внятно сказала в трубку довольно странные слова: «Ну конечно, это ведь я Катя, а не ты!», и сразу стала убирать телефон в задний карман. Мне представился шанс, и я им воспользовался. Ускорившись, нагнав её и очень нежно и легко приобняв, я предложил: «Катюша, а пойдемте ко мне! Я вот здесь в третьем этаже живу, у меня дома пушистый кот, душистый чай, китайский сервиз». Она не стала высвобождаться, а наоборот, даже прильнула ко мне и сказала: «Меня Катей зовут, а тебя как?» После чего звонко-звонко засмеялась. Бог мой, что это был за смех! Я никогда не слышал женского смеха глупее! Мужчины усмехаются глупее всего, когда слышат, как в туалете писает женщина, а женщины, видимо, вот когда их так на улице прихватывают и приглашают пить чай. Эта глупость вывела меня из себя: такое разочарование и дважды в один день! Изо всех сил я попытался не оттолкнуть её слишком сильно, но заорал так, что слышно было на другом конце квартала: «Дурра! Я знаю, что ты Катя, я уже сказал это! Пошла отсюда! Убирайся от моего дома!» Я орал и орал, а она стояла, безмолвствуя и разинув рот. И лишь когда я уже хлопал дверью подъезда, она, вскинув руки, крикнула «Ненормальный!» и пустилась прочь.
Я поднимался по лестнице совсем спокойный – приступы бешенства у меня проходят быстро. «Сами вы безумны, – думал я и сочинял про себя стихи. – Днесь глупостей пришла пора, мы взглядов не отводим уж давно, кричу тебе «любовь прошла!», прошла любовь и поделом! «Хм, как отвратительно получается, вот заработаю много денег, уеду куда-нибудь и никогда, никогда больше не буду срывать зло на женщинах!»
На следующий день меня прямо с утра внезапно «признало» начальство, работать стало ещё проще, и удивительные вещи продолжают происходить вокруг меня.