Дорогой Яков Моисеевич!
Считаю необходимым поделиться с Вами своими соображениями по поводу одной предстоящей публикации в нашем журнале.
По уставу «Континента» каждый член редколлегии имеет право настаивать на публикации какого-либо материала, за который он берет на себя личную ответственность. Совсем недавно с таким настоянием обратился к нам Иосиф Бродский, предложив журналу стихи Эдуарда Лимонова. Большинство членов редколлегии, включая меня, безусловно против такой публикации, но пойти на конфликт с таким ценным и уважаемым сотрудником, как Бродский, мы не нашли для себя возможным. Мы решили в первый и последний раз опубликовать 3 рекомендованных им стихотворения с его, Бродского, препроводительными словами, выделив всю публикацию в отдельную рубрику.
Уверяю Вас, дорогой Яков Моисеевич, что для всех нас этот шаг — вынужденный. К счастью, по условиям того же устава «Континента» член редколлегии не может употреблять вышеупомянутого права дважды и подобная уступка с нашей стороны больше не повторится.
В силу сложившихся между нами отношений я считал своим долгом уведомить Вас заранее.
Примите мои поздравления с Новым годом и Рождеством Христовым, Ваш В. Максимов (9.01.1978, Париж)
От редакции: Так мы назвали свою новую рубрику, под которой у нас будут публиковаться произведения поэтического эксперимента. Открывает рубрику член редколлегии журнала Иосиф Бродский, предлагая вниманию нашего читателя стихи Эдуарда Лимонова:
“Стихи Э. Лимонова требуют от читателя известной подготовки. То, что представляется в них эксцентрическим, на деле есть не что иное, как естественное развитие той поэзии, основы которой были заложены М.В. Ломоносовым и освоены в нашем столетии Хлебниковым и поэтами группы Обериу. Обстоятельством, сближающим творчество Э. Лимонова с последними, служит глубокий трагизм содержания, облеченный, как правило, в чрезвычайно легкие одежды абсолютно сознательного эстетизма, временами граничащего с манерностью. Обстоятельством же, отличающим Э. Лимонова от обериутов и вообще от всех остальных существующих или существовавших поэтов, является то, что стилистический прием, сколь бы смел он ни был (следует отметить чрезвычайную перенасыщенность лимоновского стиха инверсиями), никогда не самоцель, но сам как бы дополнительная иллюстрация высокой степени эмоционального неблагополучия — то есть того материала, который, как правило, и есть единый хлеб поэзии. Э. Лимонов — поэт, который лучше многих осознал, что путь к философическим прозрениям лежит не столько через тезис и антитезис, сколько через самый язык, из которого удалено все лишнее.”