– Мне всегда была интересна книга, изданная вами в период руководства Счетной палатой, – об итогах приватизации в РФ.
– Да, это бестселлер, ее сейчас не купишь нигде. Мы даже на английском языке ее издали. Как она получилась? Владимир Владимирович становится президентом, я ухожу в Счетную палату. Кстати, тоже с его легкой руки, потому что у меня была мечта поехать в Ленинград и попытаться стать там губернатором, выиграв выборы у Владимира Яковлева. Но мне сказали: «А если ты проиграешь? Получится, что первый же человек от Путина (хотя я был не от Путина, а сам по себе) не прошел». В общем, решили не рисковать. И тогда выбор пал на Счетную палату. Путин мне сказал тогда: «Слушай, посмотри, что там с приватизацией, столько об этом разговоров». Я ответил: «Хорошо». Мы создали комплексную группу с лучшими экспертами в стране. Более того, одним из экспертов был американский экономист Джозеф Стиглиц, нобелевский лауреат. Представляете, он приехал сюда за свои деньги! Но ему самому было интересно. Мы провели серьезнейший анализ, причем я в преамбулу вынес слова Стиглица о том, что приватизация в России была одной из самых мошеннических в Восточной Европе. Мошеннических – слово-то какое замечательное. Я доложил президенту, он спросил: «Чего теперь с ними делать?» Я говорю: «Пускай вернут часть средств». Они, кстати, к этому были готовы. Ко мне приходили парламентеры – от Михаила Ходорковского, к примеру.
– Это ведь было задолго до его ареста?
– Конечно, задолго – 2002 год. Но решение все-таки приняли другое, срок давности по этим преступлениям истек. И потом, как ни парадоксально: все, что делалось в ходе приватизации, было мошенничеством, с моей точки зрения, но при этом любая операция совершалась по закону. Потому что такие законы принимались в стране в этот период. Мы же их и принимали, мы за них голосовали. Какие консультанты готовили эти законопроекты и как они вносились – это уже другая история. А Анатолий Чубайс вообще был у меня на коллегии по подведению итогов изучения приватизации. Но ему понравился главный вывод – о том, что все делалось по закону. Он заявил мне: «Ты же понимаешь, для чего мы это делали?» Я ответил: «Я вроде понимаю, но все равно не понимаю, зачем». Он: «Чтобы выбить все крупнейшие предприятия у так называемых красных директоров и подорвать возможность коммунистического реванша». Но ведь не было у нас никакого коммунизма, и социализма, по большому счету, тоже не было. Какой тут может быть реванш? Вот и лупанули сдуру.
– Мне когда-то Полторанин рассказывал, что Назарбаев звонил Гайдару и пытался его образумить: «Что же вы делаете, вы же гробите свою промышленность». «Мы и хотим ее угробить», — ответил Гайдар.
– Да, это было политическое действо. А потом Владимир Потанин придумал залоговые аукционы. Но то, что там творилось, может, наверное, только О. Генри описать.
Так вот, я доложил об итогах приватизации президенту. Потом я должен был выступить с докладом в Госдуме, но это не состоялось, они так и не рискнули. Хотя Борис Грызлов пытался внести мое выступление в повестку дня. Однако доклад я депутатам отдал, все они его прочитали. Затем на основе доклада сделали книжку, на русском и английском языках. Знаете, кому я эту книжку первому подарил? Батьке Лукашенко. Мы с Александром Григорьевичем Лукашенко давно знакомы, всегда поддерживали дружеские отношения, но сейчас уже давно не виделись. А тогда я был у него в гостях и преподнес ему наш труд. Он мне пообещал: «Сергей, вот это будет настольная книга для моих „идиотов“».
– В смысле «почитайте, чего вы избежали под моим мудрым руководством»?
– Да, в этом роде.
– Но книге все равно не был дан ход. Вы зафиксировали факты, но приватизацию решили не трогать, потому что иначе, дескать, будет гражданская война.
– Ну да. Это было политическое решение. А теперь это уже просто история. Я, кстати, с этим докладом выступал в INTOSAI – есть такая международная организация, объединяющая высшие органы финансового контроля в странах ООН. А я там возглавлял комитет по ключевым национальным показателям, сменив на этом посту американца. И вот они попросили меня рассказать о приватизации, и я целый час выступал перед ними на английском языке (при том что у меня не очень хороший английский). Потом они подходили ко мне в ужасе: «Неужели ты в России об этом так же докладывал?» Я: «Да». Они только разводили руками: «Ну ты даешь».
– Да, теперь понятно, почему вашей высшей карьерной точкой стала должность премьер-министра, а дальше вы не пошли.
– Я, кстати, был в «Ельцин-центре» в Екатеринбурге, где в одном из залов висят портреты тех, кто мог стать президентом после Бориса Николаевича. Я, правда, не знал, что на эту роль предназначался также Борис Федоров (тогдашний зампред правительства РФ – прим. ред.). А так посмотрел – там всего несколько человек, и мне среди них быть не стыдно. Борис Немцов, Владимир Путин и ваш покорный слуга. Вместе с Федоровым – всего четыре человека.
– А вы бы справились с той интернациональной бандой олигархов, с которой Путин совладал так виртуозно?
– А почему вы думаете, что это было невозможно? Если даже после моей книжки про приватизацию они приходили и готовы были делиться? Мне всегда нравится, когда экономист Александр Лившиц говорит: «Делиться надо!» Он, правда, не знает, что повторяет слова Иисуса Христа. Поэтому я не вижу здесь никаких особых проблем. Я помню 1998 год, когда случился дефолт – я был министром внутренних дел. С ними можно было что угодно делать, хоть в строй поставить. Это не Рокфеллеры, сразу вам скажу. Это не Морганы. Это другая публика. И все знают, из кого и как они возникли. И они знают, что мы это знаем. Поэтому для российского президента они абсолютно никаких проблем не представляют. Он им ничего не должен. Это они ему должны.